Туда и обратно

«Мажоры — люди с безграничными возможностями, переходящими во вседозволенность и безнаказанность. Несмотря на свою избранность, мажоры живут в социуме и вынуждены так или иначе с ним взаимодействовать»
Определение, найденное в СЕТИ

Давным-давно, в далёком детстве у меня был велосипед, до сих пор помню его название – «Уралец» (наверное, это был «сынок» очень популярного тогда велосипеда для взрослых под названием «Урал»). Появился он у меня довольно необычно.
Почему-то у моих родителей не было возможности купить мне велосипед в Ташкенте, поэтому до определённого времени я был безвелосипедным мальчишкой нашего двора. Но однажды всей семьёй мы поехали в далёкий Саратов, и там саратовскими родственниками мне был подарен пыльный «Уралец», долго дожидающийся в сарае того счастливого момента, когда его вспомнят, вытащат из сарайной темноты и подарят мне.
Радости моей не было предела, впрочем, как и моих родителей, которым не пришлось тратиться на приобретение велосипеда в нашем городе.
Велосипед был хорош – ярко-красного цвета, почти неезженый. Все было при нём: и руль, и колеса, и удобное кожаное сидение.
Мой папа заботливо отделил колёса от рамы, свернул руль набок, чтобы не выступал своими рогами за пределы плоскости, удобной для долгой транспортировки в купе поезда «Саратов -Ташкент», и завернул в плотную ткань. В результате таких манипуляций велосипед стал выглядеть очень компактно, не вызывая вопросов у любопытствующих, типа, «а чего это вы везёте?».
Мог ли когда-нибудь представить «Уралец», что судьба занесёт его из Среднего Поволжья в далёкую Среднюю Азию? Но через два дня пути в поезде «Уралец» оказался на узбекской земле тогда ещё общей для всех страны под названием СССР.
По приезду в Ташкент велосипед был собран и предстал во всей своей первозданной красе.

У Марка Твена есть симпатичный рассказ «Укрощение велосипеда». В нем весело повествуется о том, как учатся ездить на велосипеде и что обычно происходит с учащимся во время такой учёбы.
У меня было всё то же самое: я долго и больно (буквально, больно!) укрощал своего непокорного «Уральца»; много бинтов, ваты, йода и зелёнки было потрачено, много детских слёз было пролито. Но, наконец, моё упорство и огромное желание оседлать непокорного педального «коня» были вознаграждены – я стал первым парнем-велосипедистом нашего двора.

Когда-нибудь я напишу своё «Укрощение велосипеда», и это будет, я вам скажу, очень занимательная история.
Но для чего я вспомнил те велосипедные времена? И причём тут мажоры?

Через несколько месяцев упорного освоения велосипедных премудростей я стал ассом веловождения. Наверное, я мог бы запросто участвовать в разных гонках, как на скорость, так и на выживание, и непременно становился бы в них победителем, настолько хорошо я познал свой велосипед.
Но была одна проблемка, совсем маленькая, но очень большая для меня: я мог показывать и оттачивать своё мастерство исключительно в нашем закрытом дворе, за его границы мне выезжать было категорически запрещено.
Слово мамы было для меня закон, поэтому, как бы мне не хотелось погонять по городским улицам, я этого не мог сделать по нравственным соображениям. Я не мог нарушить клятву, данную моей маме в том, что никогда не выеду за пределы строго разрешённой мне территории.
Впрочем, двор у нас немаленький, он позволял хорошенько разогнаться, чтобы даже взлететь на небольшую высоту с довольно большого трамплина, который мы мастерили из кирпичей и досок. Но, всё же, это была ограниченная территория, которая, как не крути педали, не давала ощущения полной свободы для меня и моего «Уральца».
Вот так, связанный страшной клятвой, я гонял на велосипеде из одного конца двора в другой с бешеной скоростью: двести метров туда, двести метров обратно. Гонял, пока не вырос.
Кто-то, возможно, спросит: неужели ты никогда не вкусил радости свободного «полёта», нарушив клятву и выехав за пределы своего двора?
И теперь, после стольких лет молчания и хранения великой тайны, отвечу честно: нарушил, было, грешен! Но я надеюсь и верю, что Бог простит меня и обережёт от страшного наказания клятвопреступника. Точно так же, как однажды он меня спас, каким-то чудом вытащив из-под колёс «Жигулей», которые внезапно оказались на моем велосипедном пути.

Вот такая история про мои велосипедные похождения родилась у меня под звуки рычания «дикого зверя».
Каждый поздний вечер я слушаю эти звуки в несколько сот децибел. Они появляются часов в одиннадцать вечера, длятся около часа и вдруг заканчиваются тишиной до самого утра.

Но, несмотря на ужасный рёв, я всё понимаю и смиренно его принимаю, по-человечески относясь к происходящему за моим окном. Ибо сам через это прошёл в своём детстве: двести метров туда, двести метров обратно, на бешеной скорости, чтобы ветер в ушах, чтобы девчонки восхищались, чтобы почувствовать себя героем.

Каждый поздний вечер на моей уже почти пустынной в это время улице вдруг появляется загадочный гонщик на великолепной иностранной машине, под капотом которой наверняка собралось не менее пятиста диких «лошадей». Их мощь безудержна, в порыве страсти они нетерпеливо стучат «копытами» по асфальту: лишь дай им воли, и они помчатся по улицам с рёвом первобытного табуна.

Но вот же беда!
Нет этому гонщику свободы: гоняет он свой «дикий табун» только от одного перекрёстка до другого. И страшный рёв издаёт машина, будто хочет вырваться из строго очерченных рамок, да не может, и оттого бессильно рычит и стонет.
А через час всё замолкает: великолепная машина, предназначенная для других дорог, для других скоростей, для другой свободы, смиренно отправляется в свой гараж, где будет в тишине дожидаться следующего позднего вечера, когда вновь заревёт диким зверем и помчится быстрее ветра… двести метров туда, двести метров обратно…

Комментировать

Return to Top ▲Return to Top ▲

Истории из жизни в рассказах и фотографиях